Шасси, крылья, хвост - вот мои документы!
Все-таки, я его написала. Спасибо, народ, что все вы были. Без вас не было бы нашего острова
От игрока:
Кажется, на игры я не ездила лет 8. Если память не изменяет, незабвенная «Испания» комиссара Тони Лутсберга была последней, после чего последовал долгий провал, не считая одной-разъединственной кабинетки. И так, в начале лета я дозрела все-таки ехать.
Фортуна всю дорогу казала мне необъятных размеров задницу: сначала меня выперли с работы фактически «за политику», денег резко не стало. Новая работа приносит довольно скромный доход, но сниматься с игры до последнего не хотелось. Тем более, что я уже списалась с народом, включая найденного Тас моего приемного сына. После такого все отменять было обидно.
В день отъезда реальность вообще перекосило. Сначала меня направили с утра в соседний район в командировку, откуда вернулась чуть не за два часа до поезда. Чудом успела отписать положенные тексты с выезда. За час до отлета меня нагнала самая траурная новость за последние месяцы. Ночью, засыпая в поезде, я прощалась со старым другом... Ехала ведь в ту же сторону.
Начало
читать дальшеА потом была Москва, метро, посиделки на фонтане, где я обрела своих земляков с острова Балар и Дашу — девочку-с-песцом. Честно — этот белый северный зверек сделал мне дорогу до полигона. Об песца умилялись все пассажиры, включая, кажется, контроллеров.
На полигоне ждал небольшой, но бодрый строяк с натягиванием тента на палаты целителей, в которых в итоге мы практически не работали, потому что... правильно, оно все утонуло. (здесь должен следовать печальный вздох поигрового лекаря).
Поняла, что по возрасту уже не могу вролиться с полпинка, как раньше. Я вишу между «там» и «здесь». Мы беседуем на какие-то околоигровые темы, постепенно погружаясь в игровой мир. Парад запоздал, закончили в полной темноте, поэтому никакой боевки до утра уже не предвиделось. Праздновали совершеннолетие одной из наших дев. Потом я сидела под фонарем и сочиняла свой ученый трактат. Еще до игры решила, что моя персонажка, раз уж сумела пережить две войны, давно должна засесть за записки на манер старика Пирогова, осмысливая полученный опыт, так сказать. В итоге я, подправив стилистику в соответствии с эпохой, попыталась описать клиническую картину шока и основы медицинской сортировки все по тому же Пирогову. Недописанный трактат был после игры подарен Нинквэ. Так что за подробностями теперь к нему.
Персонаж
О ней могу только в третьем лице. Это раньше меня хватало на повести от имени героя. Теперь я наблюдала своего персонажа будто со стороны.
А Исвен на острове было не то, чтобы хорошо. Спокойно. Самое спокойное место в мире, откуда бежать некуда, а значит и не надо. А она отчаянно устала бежать за последние несколько десятков лет. Из Дортониона — на Тол-Сирион, оттуда — в Нарготронд, потом в Хитлум с отрядом Гвиндора, оттуда к морю. Думала, что гавани Сириона станут последним пристанищем, но туда пришли феаноринги. Дальше был Балар.
Не ст рашно потерять, когда терять нечего. У нее не было семьи, не было родных. Остров стал и семьей, и домом. Там все друг друга знали. Даже решилась взять ученицу. До этого первый и последний ученик остался в Нарготронде, и что с ним сталось дальше, Исвен не знала. Она и о сыне ничего не знала. Итилмир приемное дитя. Своих не случилось. Она и замужем-то была всего два месяца. Кольцо на левой руке, вдовье. И память о стремительно холодеющих пальцах, еще держащих твою руку. Только это и осталось.
Ждать сына уже превратилось в привычку. Она сидела у маяка, беседовала со смотрительницей и ждала. Спрашивала у каждого корабельщика, пришедшего с материка: видели, слышали? Но вестей не было. С того момента, как окончилась Нирнаэт, никто не видел Итилмира. Ни живым, ни мертвым.
Только Лантэгиль, друг Итилмира, немой после перенесенных лишений, общавшийся со всеми знаками да записками, написал, что видел своего товарища во сне. И где видел, тоже написал. Повторить вслух Исвен не решилась. Но и ждать не перестала. Даже если сын действительно в плену, не значит, что его нет в живых. Она снова заставила себя поверить, что он вернется. И верила.
Игрок
Выяснилось, что я напрочь разучилась играть по ночам. Так что приход войска с Запада и прочее благополучно проворонила. Слишком умоталась по-жизни.
Персонаж
Для кого приход войск с Запада — новая надежда, для кого — новые хлопоты. «Нам снова придется воевать, и никто не спрашивает, хотим мы этого или нет». Значит, перебрать все снадобья, чего не достает — приготовить, сварить, разлить по бутылочкам, чтобы все было и всего хватило.
«У нас должно быть всё и немножечко больше!» Так говорит Туйвен, и кто посмеет возразить суровой старшей целительнице, тем более, что она права.
А пока в пустых покоях дремлет легкая как тень маленькая элет с печальными глазами. Она и называет себя Тень — Хисиэ. Ее волны вынесли на берег, а она рвется на материк, к другу, который, судя по описанию, то ли энт, то ли лесной майя. Хисиэ мечется в сети собственного безумия, и что странно — осознает его, отчего ей только хуже. Помочь некому, даже Туйвен в таком не сильна, а Исвен и подавно. Это не вывих вправлять и не обломок стрелы вытащить. Морилинди, ее народ, не умели целить души, безумие всегда пугало их. Исвен не страшно. Ей жалко Хисиэ, но чем помочь, она не знает. Помогла бы, может статься, Уинэн, но где ее искать. Майя приходит когда сама захочет. Ее присутствие чувствуется в звуках волн, но кажется, даже ей не по силам ничего сделать. А Хисиэ просится на корабль и прыгает за борт, едва он отходит от причала. Добраться до материка даже хорошему пловцу не по силам. Моряки горюют: утонула наверняка. А что было сделать? Удерживать ее на острове силой было бы жестоко. Уговаривать — пробовали, без толку.
А когда пришла волна, они покидали остров в большой спешке. Море волновалось, качало корабли на волнах, обдавало лица стоявших на палубе холодными брызгами. Исвен неплохо плавала, все-таки, она выросла на Сирионе, широкой реке с сильным течением. Но ей впервые было страшно плыть. Когда уходили на Балар из разоренных Гаваней, было, кажется, немного проще.
Маленькая крепость, примитивное укрепление, наспех возведенное на берегу неподалеку от старых развалин поселения в дельте Сириона, едва вмещает всех. Столько лиц, знакомых и незнакомых. И первый штурм, и первые раненые, которых отчаянно много. Бояться стало некогда. Впрочем, некогда было не только бояться, но даже есть и спать. Работы много, а чистый прокипяченный шелк так быстро заканчивается. Она всегда старалась делать аккуратные швы, чтобы шрамы сглаживались быстрее. «Очень похоже на Тол-Сирион», - думает Исвен, сидя возле мечущегося в жару воина. Это свой, с их острова. Кузнец. «В Гаванях было жарче», - произносит он, не открывая глаз. В Гаванях он, пришедший с феанорингами, не смог поднять меч против своих. Пытался остановить резню.
Первые беглецы с Севера. Давно Исвен их не видела. Они выживут. Раз сумели сюда дойти, значит выживут. Только странно наблюдать, что раны у эльфа затягиваются медленно, как у человека.
И снова, едва выдалась передышка, она заглядывает в лицо каждому, спрашивает, ищет: видели, слышали? Нет ответа. Никто из пленных не видел Итилмира. И имя это им незнакомо. Впрочем, там мало кто назывался своим именем.
Игрок
Вот тут невероятный респект настоящему полигонному врачу, который полюбовался, как мы с Гласиэль пытаемся скатывать бинты, и показал, как это правильно делается. Вообще, за три минуты разговора я успела проникнуться к этому светлому человеку самой искренней симпатией.
Персонаж
Маленькую крепость тоже скоро слижут волны. Приходится снова грузиться на корабли и отплывать дальше. А впереди лежал Север. В долгом пути среди каменистых осыпей и неприютных скал измученной переходом Исвен пришла мысль: «Если мы едва идем здесь пешие, как же король Финголфин здесь верхом проехал к самым Черным вратам? Или это враг с тех пор исказил так все подступы к своему логову?»
Развернуть мало-мальски приличный лагерь под стенами самой вражеской твердыни, такого лекарям в страшном сне бы не приснилось. А наяву — пришлось. Местность сырая, болотистая, нездоровая. Со стороны вражьей крепости валят ядовитые дымы. Более скверного места, чтобы кого-то лечить, и выдумать-то сложно. Но взялись. Запасы снадобий и бинтов быстро тают. Но она делала все, что могла. И незнакомый нолдо с разорванным горлом чудом остался жив. Исвен так и говорит ему: «Ты — чудо. Самое большое в этом мире, потому что ты живой и будешь жить». И думает про себя: «Будешь, куда ты денешься. Я тебя не отпущу».
В какой-то момент ее позвали. Собрат по ремеслу, из нолдор Первого дома. Они давно работают бок-о-бок, но она так и не успела спросить его имя. Некогда знакомиться. Исвен подошла на зов и пошатнулась, поняв, кого тот держит на руках. Годы изменили лицо, истончили руки, правую щеку безобразил глубокий шрам от старого ожога, но не узнать Итилмира она не могла. И онемевшая от усталости, та, у которой даже Гавани и затонувший Балар не смогли выжать не слезинки, рухнула на колени рядом с бесчувственным телом сына и зарыдала в голос, как плачут смертные женщины. Голос друга вернул к реальности: «Позови его. Ты должна его позвать. Скажи, что дыма над водой нет, только туман». В полусознании Исвен видится, как они с сыном стоят на берегу какой-то мутной реки. «Дыма над водой нет, только туман. Согласен?» «Да». И оба открывают глаза. Он вцепляется в ее плечи и не хочет разжимать рук. «Мама...» Неужели, смилостивилась Хозяйка Судеб?
Но им некогда говорить. Тех, кто по-прежнему нуждается в ее заботе, очень много. «Малыш, помоги мне. Помнишь, как на Тол-Сирион?» И он помогает ей, вместе с Глассиэль, ученицей. Хороший помощник.
Исвен еще не до конца осознала самого страшного: откуда она с помощью своего собрата-целителя вывела Итилмира. Ей некогда лишний раз подумать об этом, может, оно к лучшему. Потому что правда мучительна — ее сына подвели под черную присягу. Враг сломал его, сделав своим послушным орудием. Теперь, когда черная цитадель пала, Итилмир стал свободен. Но он сумрачен и молчалив. «Я много натворил... я должен тебе рассказать». Она сразу решает, что не даст ему сказать ничего. Не потому, что боится услышать то, чего не сможет простить. Простить сможет. Но забыть — уже никогда.
«Не сейчас, маленький мой. Нам надо уходить. Тут многие не могут идти сами».
«Я понял, мама. Я понесу ее».
Он несет на руках маленькую элет, почти подростка. Избитая до полусмерти своими тюремщиками, чудом выжившая. Лекари сделали все, что могли, но пока девочке надо спать. Так она не чувствует боли. Итилмир несет ее бережно, как ребенка, милю за милей все дальше от черных руин.
А Исвен бредет, спотыкаясь, и в памяти упорно всплывает ее Остров. Тол-Сирион. И кано Ильсарингве, отец Линнаро, ее первого ученика. Что такое черное присяга, она узнала еще тогда. Рингве, защитник заставы в Дортонионе, командовал вражескими войсками, осаждавшими Тол-Сирион. Но не тронул Исвен, уносившую на себе раненного Линнаро, когда оставляли крепость. Они вышли чуть не в руки ему, но сломленный, опутанный врагом, тот сумел сказать «Уходите». Все, что держит опутанного вражьими чарами от падения на самое дно — это его близкие. Они — последняя ниточка, связывающая с живым миром. Ее нельзя обрывать, как бы не страшило тебя саму падение самого дорогого для тебя. Молчи, Исвен. Плакать о живом сыне все же легче, чем о мертвом.
Она смотрит, как осторожно ступает по горной тропе Итилмир, бережно прижимая к себе свою ношу, и думает: «Пускай, этим он все искупил».
А впереди еще не конец испытаний. Уцелевшая летучая вражья тварь схватила Нису, деву-капитана, и уронила с высоты, чуть не на копья идущих воинов, хорошо еще, опустить их успели. Умирающую Нису с трудом вернули к жизни Туйвен и Исвен, но нипочем бы им не справиться одним, не приди на помощь майар Запада.
Игрок
Без майар там нечего было бы делать даже всему институту Склифосовского, а не только двум эльфийкам с довольно приблизительными, как мне кажется, познаниями в анатомии. Все-таки эльф с переломом основания черепа — это к Мандосу. Голова, она, как известно, предмет темный. Но майарская реанимация не подкачала. Вообще, майар в финале занимались как раз тем, что возвращали в строй тех, кто мог бы заинтересовать разве что патологоанатома, случись таковой в Первую эпоху.
Персонаж
Все-таки, она устала. Любые силы имеют предел. Потому, когда Итилмир сказал, что уходит, у нее не было сил даже плакать. А сын уходил на восток через страшные земли Севера. Хотел глянуть на руины вражеской твердыни и, как сам сказал, пнуть вниз последний камень. Исвен понимала: сын вырос. Ее пугало, не опутает ли его вновь тьма, из которой он чудом вырвался, не сломают ли его опять. «Теперь я знаю, что ты жива. Значит, со мной ничего не случится», - сказал он на прощание. Она поверила, а что еще оставалось?
Кажется, она все-таки плакала. Обо всем сразу, тихо, не заметили бы, потому что показывать свое горе Исвен не считала себя вправе. А перед внутренним взором рушились белые башни Минас-Тирита, и друг детства, чудом вырванный из лап орков, умирал на ее руках, кровь пятнала пепельные волосы. Спотыкаясь, брел среди старых сосен ее супруг, чтобы продержаться еще несколько дней и тихо угаснуть, не дожив до прихода в Нарготронд. Падали ворота Гаваней, выбитые теми, кого вела Клятва. Последние волны смыкались там, где еще вчера был остров Балар.
Когда тление охватывает плоть, распространяясь на прежде здоровые мышцы и сосуды, дело лекаря — отсечь все в пределах здоровой ткани. Потому что мы больше теряем раненых, чем сохраняем рук и ног. Не ею это было сказано, но до последнего слова верно, особенно, когда речь идет о людях. Похоже, валар просто ампутировали половину Белерианда, порченного злыми чарами. И от этого сравнения ей стало почему-то легче.
Игрок
Персонажей из числа узников кровавого режима Мелькора, желающих написать что-то вроде «Развалинами Ангбанда удовлетворен», там набралась, как я от мастеров поняла, целая очередь. А дальше у нас случился вечер. Мы сидели у костра, пели хором, и будто уже чуть ли не тут впору вырасти новому городу. Кирдан здесь, народ его — вот он. Наверное, так и получились в конце-концов Серые Гавани.
Финал закономерен. Исвен дожила до Второй эпохи. Если так повезет и дальше, она еще и хоббитов с колечком, пожалуй, застанет. А пока она останется со своими друзьями и родичами, будет продолжать свои записи и снова ждать сына. То есть делать то, к чему давным-давно привыкла.
Финальное СПАСИБО
Мастерам — за возможность погрузиться в этот мир и вспомнить юность. Балару — за то, что были. Тиннаэру — за портрет Исвен. Меня еще никто по игре не рисовал. Портрет уехал со мной. Туйвен, дорогой коллеге, без тебя этот мир не был бы таким живым. Как же мы без морских котиков? Маленькой Туйвен — девочке-с-песцом. Благодаря тебе наша старшая целительница нашла достойного собеседника и кажется, родственную душу. Глассиэль. Способная у меня ученица была, скоро ей мастером быть. Лоссэглиру — за помощь и чувство локтя. Ты всегда был рядом, когда была нужна помощь. Рутен, спасибо за персонажа. Итилмиру, моему непутевому чаду. Ты добавил матушке седых волос, но хорошо, что ты все-таки живой. Коллеге из числа феанорингов, к сожалению, не знаю твоего имени. Вот так оно, наверное, и бывает на войне, работали рядом, а познакомиться забыли.
Простите, если кого забыла. Даст Эру, во Вторую эпоху свидимся. За сим прощаюсь.
Исвен.
От игрока:
Кажется, на игры я не ездила лет 8. Если память не изменяет, незабвенная «Испания» комиссара Тони Лутсберга была последней, после чего последовал долгий провал, не считая одной-разъединственной кабинетки. И так, в начале лета я дозрела все-таки ехать.
Фортуна всю дорогу казала мне необъятных размеров задницу: сначала меня выперли с работы фактически «за политику», денег резко не стало. Новая работа приносит довольно скромный доход, но сниматься с игры до последнего не хотелось. Тем более, что я уже списалась с народом, включая найденного Тас моего приемного сына. После такого все отменять было обидно.
В день отъезда реальность вообще перекосило. Сначала меня направили с утра в соседний район в командировку, откуда вернулась чуть не за два часа до поезда. Чудом успела отписать положенные тексты с выезда. За час до отлета меня нагнала самая траурная новость за последние месяцы. Ночью, засыпая в поезде, я прощалась со старым другом... Ехала ведь в ту же сторону.
Начало
читать дальшеА потом была Москва, метро, посиделки на фонтане, где я обрела своих земляков с острова Балар и Дашу — девочку-с-песцом. Честно — этот белый северный зверек сделал мне дорогу до полигона. Об песца умилялись все пассажиры, включая, кажется, контроллеров.
На полигоне ждал небольшой, но бодрый строяк с натягиванием тента на палаты целителей, в которых в итоге мы практически не работали, потому что... правильно, оно все утонуло. (здесь должен следовать печальный вздох поигрового лекаря).
Поняла, что по возрасту уже не могу вролиться с полпинка, как раньше. Я вишу между «там» и «здесь». Мы беседуем на какие-то околоигровые темы, постепенно погружаясь в игровой мир. Парад запоздал, закончили в полной темноте, поэтому никакой боевки до утра уже не предвиделось. Праздновали совершеннолетие одной из наших дев. Потом я сидела под фонарем и сочиняла свой ученый трактат. Еще до игры решила, что моя персонажка, раз уж сумела пережить две войны, давно должна засесть за записки на манер старика Пирогова, осмысливая полученный опыт, так сказать. В итоге я, подправив стилистику в соответствии с эпохой, попыталась описать клиническую картину шока и основы медицинской сортировки все по тому же Пирогову. Недописанный трактат был после игры подарен Нинквэ. Так что за подробностями теперь к нему.
Персонаж
О ней могу только в третьем лице. Это раньше меня хватало на повести от имени героя. Теперь я наблюдала своего персонажа будто со стороны.
А Исвен на острове было не то, чтобы хорошо. Спокойно. Самое спокойное место в мире, откуда бежать некуда, а значит и не надо. А она отчаянно устала бежать за последние несколько десятков лет. Из Дортониона — на Тол-Сирион, оттуда — в Нарготронд, потом в Хитлум с отрядом Гвиндора, оттуда к морю. Думала, что гавани Сириона станут последним пристанищем, но туда пришли феаноринги. Дальше был Балар.
Не ст рашно потерять, когда терять нечего. У нее не было семьи, не было родных. Остров стал и семьей, и домом. Там все друг друга знали. Даже решилась взять ученицу. До этого первый и последний ученик остался в Нарготронде, и что с ним сталось дальше, Исвен не знала. Она и о сыне ничего не знала. Итилмир приемное дитя. Своих не случилось. Она и замужем-то была всего два месяца. Кольцо на левой руке, вдовье. И память о стремительно холодеющих пальцах, еще держащих твою руку. Только это и осталось.
Ждать сына уже превратилось в привычку. Она сидела у маяка, беседовала со смотрительницей и ждала. Спрашивала у каждого корабельщика, пришедшего с материка: видели, слышали? Но вестей не было. С того момента, как окончилась Нирнаэт, никто не видел Итилмира. Ни живым, ни мертвым.
Только Лантэгиль, друг Итилмира, немой после перенесенных лишений, общавшийся со всеми знаками да записками, написал, что видел своего товарища во сне. И где видел, тоже написал. Повторить вслух Исвен не решилась. Но и ждать не перестала. Даже если сын действительно в плену, не значит, что его нет в живых. Она снова заставила себя поверить, что он вернется. И верила.
Игрок
Выяснилось, что я напрочь разучилась играть по ночам. Так что приход войска с Запада и прочее благополучно проворонила. Слишком умоталась по-жизни.
Персонаж
Для кого приход войск с Запада — новая надежда, для кого — новые хлопоты. «Нам снова придется воевать, и никто не спрашивает, хотим мы этого или нет». Значит, перебрать все снадобья, чего не достает — приготовить, сварить, разлить по бутылочкам, чтобы все было и всего хватило.
«У нас должно быть всё и немножечко больше!» Так говорит Туйвен, и кто посмеет возразить суровой старшей целительнице, тем более, что она права.
А пока в пустых покоях дремлет легкая как тень маленькая элет с печальными глазами. Она и называет себя Тень — Хисиэ. Ее волны вынесли на берег, а она рвется на материк, к другу, который, судя по описанию, то ли энт, то ли лесной майя. Хисиэ мечется в сети собственного безумия, и что странно — осознает его, отчего ей только хуже. Помочь некому, даже Туйвен в таком не сильна, а Исвен и подавно. Это не вывих вправлять и не обломок стрелы вытащить. Морилинди, ее народ, не умели целить души, безумие всегда пугало их. Исвен не страшно. Ей жалко Хисиэ, но чем помочь, она не знает. Помогла бы, может статься, Уинэн, но где ее искать. Майя приходит когда сама захочет. Ее присутствие чувствуется в звуках волн, но кажется, даже ей не по силам ничего сделать. А Хисиэ просится на корабль и прыгает за борт, едва он отходит от причала. Добраться до материка даже хорошему пловцу не по силам. Моряки горюют: утонула наверняка. А что было сделать? Удерживать ее на острове силой было бы жестоко. Уговаривать — пробовали, без толку.
А когда пришла волна, они покидали остров в большой спешке. Море волновалось, качало корабли на волнах, обдавало лица стоявших на палубе холодными брызгами. Исвен неплохо плавала, все-таки, она выросла на Сирионе, широкой реке с сильным течением. Но ей впервые было страшно плыть. Когда уходили на Балар из разоренных Гаваней, было, кажется, немного проще.
Маленькая крепость, примитивное укрепление, наспех возведенное на берегу неподалеку от старых развалин поселения в дельте Сириона, едва вмещает всех. Столько лиц, знакомых и незнакомых. И первый штурм, и первые раненые, которых отчаянно много. Бояться стало некогда. Впрочем, некогда было не только бояться, но даже есть и спать. Работы много, а чистый прокипяченный шелк так быстро заканчивается. Она всегда старалась делать аккуратные швы, чтобы шрамы сглаживались быстрее. «Очень похоже на Тол-Сирион», - думает Исвен, сидя возле мечущегося в жару воина. Это свой, с их острова. Кузнец. «В Гаванях было жарче», - произносит он, не открывая глаз. В Гаванях он, пришедший с феанорингами, не смог поднять меч против своих. Пытался остановить резню.
Первые беглецы с Севера. Давно Исвен их не видела. Они выживут. Раз сумели сюда дойти, значит выживут. Только странно наблюдать, что раны у эльфа затягиваются медленно, как у человека.
И снова, едва выдалась передышка, она заглядывает в лицо каждому, спрашивает, ищет: видели, слышали? Нет ответа. Никто из пленных не видел Итилмира. И имя это им незнакомо. Впрочем, там мало кто назывался своим именем.
Игрок
Вот тут невероятный респект настоящему полигонному врачу, который полюбовался, как мы с Гласиэль пытаемся скатывать бинты, и показал, как это правильно делается. Вообще, за три минуты разговора я успела проникнуться к этому светлому человеку самой искренней симпатией.
Персонаж
Маленькую крепость тоже скоро слижут волны. Приходится снова грузиться на корабли и отплывать дальше. А впереди лежал Север. В долгом пути среди каменистых осыпей и неприютных скал измученной переходом Исвен пришла мысль: «Если мы едва идем здесь пешие, как же король Финголфин здесь верхом проехал к самым Черным вратам? Или это враг с тех пор исказил так все подступы к своему логову?»
Развернуть мало-мальски приличный лагерь под стенами самой вражеской твердыни, такого лекарям в страшном сне бы не приснилось. А наяву — пришлось. Местность сырая, болотистая, нездоровая. Со стороны вражьей крепости валят ядовитые дымы. Более скверного места, чтобы кого-то лечить, и выдумать-то сложно. Но взялись. Запасы снадобий и бинтов быстро тают. Но она делала все, что могла. И незнакомый нолдо с разорванным горлом чудом остался жив. Исвен так и говорит ему: «Ты — чудо. Самое большое в этом мире, потому что ты живой и будешь жить». И думает про себя: «Будешь, куда ты денешься. Я тебя не отпущу».
В какой-то момент ее позвали. Собрат по ремеслу, из нолдор Первого дома. Они давно работают бок-о-бок, но она так и не успела спросить его имя. Некогда знакомиться. Исвен подошла на зов и пошатнулась, поняв, кого тот держит на руках. Годы изменили лицо, истончили руки, правую щеку безобразил глубокий шрам от старого ожога, но не узнать Итилмира она не могла. И онемевшая от усталости, та, у которой даже Гавани и затонувший Балар не смогли выжать не слезинки, рухнула на колени рядом с бесчувственным телом сына и зарыдала в голос, как плачут смертные женщины. Голос друга вернул к реальности: «Позови его. Ты должна его позвать. Скажи, что дыма над водой нет, только туман». В полусознании Исвен видится, как они с сыном стоят на берегу какой-то мутной реки. «Дыма над водой нет, только туман. Согласен?» «Да». И оба открывают глаза. Он вцепляется в ее плечи и не хочет разжимать рук. «Мама...» Неужели, смилостивилась Хозяйка Судеб?
Но им некогда говорить. Тех, кто по-прежнему нуждается в ее заботе, очень много. «Малыш, помоги мне. Помнишь, как на Тол-Сирион?» И он помогает ей, вместе с Глассиэль, ученицей. Хороший помощник.
Исвен еще не до конца осознала самого страшного: откуда она с помощью своего собрата-целителя вывела Итилмира. Ей некогда лишний раз подумать об этом, может, оно к лучшему. Потому что правда мучительна — ее сына подвели под черную присягу. Враг сломал его, сделав своим послушным орудием. Теперь, когда черная цитадель пала, Итилмир стал свободен. Но он сумрачен и молчалив. «Я много натворил... я должен тебе рассказать». Она сразу решает, что не даст ему сказать ничего. Не потому, что боится услышать то, чего не сможет простить. Простить сможет. Но забыть — уже никогда.
«Не сейчас, маленький мой. Нам надо уходить. Тут многие не могут идти сами».
«Я понял, мама. Я понесу ее».
Он несет на руках маленькую элет, почти подростка. Избитая до полусмерти своими тюремщиками, чудом выжившая. Лекари сделали все, что могли, но пока девочке надо спать. Так она не чувствует боли. Итилмир несет ее бережно, как ребенка, милю за милей все дальше от черных руин.
А Исвен бредет, спотыкаясь, и в памяти упорно всплывает ее Остров. Тол-Сирион. И кано Ильсарингве, отец Линнаро, ее первого ученика. Что такое черное присяга, она узнала еще тогда. Рингве, защитник заставы в Дортонионе, командовал вражескими войсками, осаждавшими Тол-Сирион. Но не тронул Исвен, уносившую на себе раненного Линнаро, когда оставляли крепость. Они вышли чуть не в руки ему, но сломленный, опутанный врагом, тот сумел сказать «Уходите». Все, что держит опутанного вражьими чарами от падения на самое дно — это его близкие. Они — последняя ниточка, связывающая с живым миром. Ее нельзя обрывать, как бы не страшило тебя саму падение самого дорогого для тебя. Молчи, Исвен. Плакать о живом сыне все же легче, чем о мертвом.
Она смотрит, как осторожно ступает по горной тропе Итилмир, бережно прижимая к себе свою ношу, и думает: «Пускай, этим он все искупил».
А впереди еще не конец испытаний. Уцелевшая летучая вражья тварь схватила Нису, деву-капитана, и уронила с высоты, чуть не на копья идущих воинов, хорошо еще, опустить их успели. Умирающую Нису с трудом вернули к жизни Туйвен и Исвен, но нипочем бы им не справиться одним, не приди на помощь майар Запада.
Игрок
Без майар там нечего было бы делать даже всему институту Склифосовского, а не только двум эльфийкам с довольно приблизительными, как мне кажется, познаниями в анатомии. Все-таки эльф с переломом основания черепа — это к Мандосу. Голова, она, как известно, предмет темный. Но майарская реанимация не подкачала. Вообще, майар в финале занимались как раз тем, что возвращали в строй тех, кто мог бы заинтересовать разве что патологоанатома, случись таковой в Первую эпоху.
Персонаж
Все-таки, она устала. Любые силы имеют предел. Потому, когда Итилмир сказал, что уходит, у нее не было сил даже плакать. А сын уходил на восток через страшные земли Севера. Хотел глянуть на руины вражеской твердыни и, как сам сказал, пнуть вниз последний камень. Исвен понимала: сын вырос. Ее пугало, не опутает ли его вновь тьма, из которой он чудом вырвался, не сломают ли его опять. «Теперь я знаю, что ты жива. Значит, со мной ничего не случится», - сказал он на прощание. Она поверила, а что еще оставалось?
Кажется, она все-таки плакала. Обо всем сразу, тихо, не заметили бы, потому что показывать свое горе Исвен не считала себя вправе. А перед внутренним взором рушились белые башни Минас-Тирита, и друг детства, чудом вырванный из лап орков, умирал на ее руках, кровь пятнала пепельные волосы. Спотыкаясь, брел среди старых сосен ее супруг, чтобы продержаться еще несколько дней и тихо угаснуть, не дожив до прихода в Нарготронд. Падали ворота Гаваней, выбитые теми, кого вела Клятва. Последние волны смыкались там, где еще вчера был остров Балар.
Когда тление охватывает плоть, распространяясь на прежде здоровые мышцы и сосуды, дело лекаря — отсечь все в пределах здоровой ткани. Потому что мы больше теряем раненых, чем сохраняем рук и ног. Не ею это было сказано, но до последнего слова верно, особенно, когда речь идет о людях. Похоже, валар просто ампутировали половину Белерианда, порченного злыми чарами. И от этого сравнения ей стало почему-то легче.
Игрок
Персонажей из числа узников кровавого режима Мелькора, желающих написать что-то вроде «Развалинами Ангбанда удовлетворен», там набралась, как я от мастеров поняла, целая очередь. А дальше у нас случился вечер. Мы сидели у костра, пели хором, и будто уже чуть ли не тут впору вырасти новому городу. Кирдан здесь, народ его — вот он. Наверное, так и получились в конце-концов Серые Гавани.
Финал закономерен. Исвен дожила до Второй эпохи. Если так повезет и дальше, она еще и хоббитов с колечком, пожалуй, застанет. А пока она останется со своими друзьями и родичами, будет продолжать свои записи и снова ждать сына. То есть делать то, к чему давным-давно привыкла.
Финальное СПАСИБО
Мастерам — за возможность погрузиться в этот мир и вспомнить юность. Балару — за то, что были. Тиннаэру — за портрет Исвен. Меня еще никто по игре не рисовал. Портрет уехал со мной. Туйвен, дорогой коллеге, без тебя этот мир не был бы таким живым. Как же мы без морских котиков? Маленькой Туйвен — девочке-с-песцом. Благодаря тебе наша старшая целительница нашла достойного собеседника и кажется, родственную душу. Глассиэль. Способная у меня ученица была, скоро ей мастером быть. Лоссэглиру — за помощь и чувство локтя. Ты всегда был рядом, когда была нужна помощь. Рутен, спасибо за персонажа. Итилмиру, моему непутевому чаду. Ты добавил матушке седых волос, но хорошо, что ты все-таки живой. Коллеге из числа феанорингов, к сожалению, не знаю твоего имени. Вот так оно, наверное, и бывает на войне, работали рядом, а познакомиться забыли.
Простите, если кого забыла. Даст Эру, во Вторую эпоху свидимся. За сим прощаюсь.
Исвен.
), то могли успеть к битве. Я делаю допущение, что так и было, что появились они неожиданно и в известной степени помогли тому, что битва кончилась быстро и успешно для нолдор Хитлума.]